Кто не мечтает в жаркий летний день окунуться в прохладную воду? Бассейн на загородном участке предоставит такую возможность в любой момент. Строительство постоянной конструкции, с учетом перепадов температур и атмосферных осадков, обойдется в круглую сумму. Надувные же не могут обеспечить той свободы движений, которой хотелось бы обладать, подробнее тут мы обслуживали бассейн у http://montelgroup.me/sr/. Компромиссным решением является каркасное обустройство. В данной статье мы расскажем как сделать такую конструкцию на даче, а также покажем фотографии таких бассейнов.
Конструкция может быть возведена как при помощи металлической основы, так и деревянной.
Расчищаем и выравниваем площадку
Для бассейна с каркасом потребуется ровная поверхность. Если таковой нет, придется создать ее самостоятельно. Предварительно рассчитав ее площадь, нужно подготовить место для возведения конструкции: выровнять поверхность выбранного места, утрамбовать грунт и сверху насыпать слой песка в 5-7 см.
Это конструкция, в состав которой входят стальные или деревянные элементы, выполняющие роль стен; прочная пленка, являющаяся в некоторых случаях либо дном, либо дном и стенами. Таким конструкциям необходим тент, предотвращающий внешнее загрязнение воды, а также система очистки и фильтрации воды.
Требуемые строительные материалы и инструменты:
Удивляться этому вовсе не приходится. Уже в XX веке на глазах, так сказать, непосредственных участников событий по нескольку раз перекраивалась и переписывалась история такого эпохального события, как Октябрьская революция в России. Из книг, справочников и учебников десятками и сотнями вычеркивались имена тех, кто эту революцию подготавливал и осуществлял. Многие из главных деятелей Октября были вообще уничтожены физически, а хорошо известные и совершенно бесспорные факты искажались в угоду новым временщикам до неузнаваемости. Ну, а спустя некоторое время наступала очередная переоценка всех ценностей, и уже до неузнаваемости искажался облик недавних баловней судьбы. Это в наше-то время! Что же тогда говорить о делах давно минувших дней?И как при Сталине вычеркивался даже намек на то, что, скажем, Троцкий вместе с Лениным руководил Октябрьским восстанием в Петрограде (в то время, когда сам Сталин был неизвестно где), а в Гражданскую войну был председателем Реввоенсовета и фактическим вождем Красной Армии, - точно так же и во времена Нестора и киевского летописания изымались и выскабливались с пергамента любые упоминания про Словена да Руса и про то, что задолго до Киевской Руси в северных широтах процветала Словенская Русь, преемницей которой стала Русь Новгородская и лишь только после этого наступило время киевских князей.
Впрочем, исключительно важные, хотя и косвенные, упоминания все же сохранились, несмотря на жесткую установку на полное умолчание и позднейшие подчистки киевских цензоров. Например, есть в "Повести временных лет" одна, на первый взгляд, странная фраза о том, что жители Великого Новгорода "прежде бо беша словени". Переводится и трактуется данный пассаж в таком смысле, что новгородцы прежде, дескать, были славяне. Абсурднее, конечно, не придумаешь: как это так - "были славяне". А теперь кто же они, по-вашему? Объясняется все, однако, очень просто: Новгород был построен на месте старой столицы - Словенска (по имени князя Словена - основателя стольного града), и прежнее прозвание новгородцев - "словени", то есть "жители Словенска". Вот почему они "прежде бо беша словени" - и никакие "славяне" здесь ни при чем. А если и "при чем", то только в том смысле, что родовое имя всех нынешних славян ведет начало от имени волховских словен - насельников первой русской столицы Словенска и потомков русского князя Словена. Но эти самые "словени", то есть жители Словенска, встречаются и на других листах летописи: именно так Нестор первоначально и именует население Новгородской земли.
Однако точно в такой же вокализации - "словени" - употребляется в Начальной летописи и собирательное понятие "славяне" для обозначения единоплеменников - русских, поляков, чехов, болгар, сербов, хорватов и других, - говорящих на родственных славянских языках. Подчас на одном и том же летописном листе встречается одно и то же слово в различных смыслах, и для современного читателя возникает неизбежная путаница. Например, Нестор пишет: "Словени же седоша около езера Илмеря ( кстати, здесь озеро Ильмень названо точно так же, как и в "Сказании о Словене и Русе" - по имени Ильмери - сестры легендарных князей ), и прозвашася своимъ имянемъ, и сделаша градъ и нарекоша и Новъгородъ. А друзии седоша по Десне, и по Семи, по Суде, нарекошася северъ. И тако разидеся словеньский язык, тем же и грамота прозвася словеньская". Совершенно ясно, что в первом предложении здесь имеются в виду словени - бывшие жители Словенска, а ныне ставшие новгородцами. В последнем же предложении речь идет уже о славянах и общем для них славянском языке. Кроме того, данная фраза дает достаточно оснований для предположения, что некогда единый праславянский народ, говоривший на общем для всех праславянском языке, первоначально обитал там, где воздвигнуты были города Словенск и Руса (впоследствии Старая Русса), а Словен и Рус являлись предводителями того еще не расчлененного славянского племени: середина III тысячелетия до н.э. вполне подходит для искомого времени.
М.В. Ломоносов как никто другой понимал подоплеку описываемых событий. В изданном еще при его жизни "Кратком Российском летописце с родословием" (1760) великий русский ученый отмечал: "Прежде избрания и приходу Рурикова обитали в пределах российских славенские народы. Во-первых, новгородцы славянами по отменности именовались и город исстари слыл Словенском". Безусловно, тот факт, что "словени" были жителями и подданными древнего Словенска, основанного князем Словеном, хорошо было известно и Нестору, и его современникам. Но говорить об этом автор "Повести временных лет" не стал - побоялся или не посмел. Вот и пришлось подгонять историю под интересы заказчика. Остается только гадать, почему у Нестора сохранилось косвенное упоминание о древнейшей русской столице в контексте прежнего прозвания новгородцев - "словени" (то есть подданные князя Словена и жители города Словенска, столицы Словенского княжества). Были ли в самой Несторовой летописи какие-то другие подробности на сей счет, впоследствии соскобленные с пергамента бдительным цензором, вряд ли когда-нибудь удастся узнать. Скорее всего - с учетом политической конъюнктуры, - дополнительных подробностей не было, а случилась непроизвольная оплошность - случайно оговорился монах.
А может, и не случайно. Ведь "Повесть временных лет" - не бесстрастно повествовательное произведение, а остро полемическое и обличительное, что проявляется в особенности там, где православный монах обличает язычество или полемизирует с иноверцами - мусульманами, иудеями, католиками. Но не только! Вся Начальная летопись имеет ясно выраженную тенденциозную направленность. Ее автору необходимо было в первую очередь доказать первородство киевских князей и легитимность династии Рюриковичей.
Сделать это было не так-то просто: население Приднепровья, да и всей Руси в целом свято хранило память о первых русских князьях - Русе, Словене, Кие, Аскольде, Дире и других. Поэтому приходилось прибегать к двум безотказным фальсификационным приемам - искажению и замалчиванию. С Кием, Аскольдом и Диром было проще - им было приписано некняжеское происхождение, и все сомнения в претензии Рюриковичей на киевский престол автоматически отпадали. Со Словеном и Русом было сложнее: оспаривать то, что являлось бесспорным, было бессмысленно и смехотворно. Гораздо надежней было сделать вид, что ничего подобного и в помине не было. Авось со временем народ про то вообще позабудет.
Взглянем в данной связи еще раз на знаменитое вступление (зачин) к "Повести временных лет": "Се повести времяньных лет, откуда есть пошла Руская земля, кто в Киеве нача первее (выделено мной. - В.Д. ) княжити, и откуда Руская земля стала есть". Большинству современных читателей видится в Нестеровых словах набор из трех вопросительных , чуть ли не элегических предложений. В действительности же здесь никакие не вопросы, а безапелляционные утверждения (чуть ли не политические лозунги, понятные современникам Нестора). Кое-кто готов видеть в них поэтические повторы. На самом деле здесь налицо чисто риторические приемы, обусловленные полемическими потребностями. Нестору во что бы то ни стало необходимо доказать, что киевские князья Рюриковичи "первее" на Руси кого бы то ни было. "Первее" в смысле "раньше" - вот оно, главное, ключевое слово Нестерова зачина, да и всей летописи в целом.
Не все, однако, это правильно понимают, потому и переводят вместо "первее" (что вообще не требует никакого перевода) как "первым": "Кто в Киеве стал первым княжить". То есть: "Кто был первым киевским князем" - вот и весь, дескать, вопрос. Ничего подобного! Казалось бы, нейтральный Несторов вопрос: "Кто в Киеве нача первее княжити" - имеет важнейший (хотя и скрытый) политический смысл и подразумевает окончание: "Кто в Киеве начал раньше княжить, чем в каком-то там Новгороде, то есть бывшем Словенске Великом". Потому-то и повторено еще раз почти дословно начальное утверждение, которое так и хочется прочитать: "Сейчас я вам разъясню, "откуда Русская земля стала есть". Отсюда, из Киева она стала есть, и ниоткуда более!
Кстати, Киев поминается только в Лаврентьевском списке Несторовой "Повести". В Ипатьевской летописи начертано безо всякого упоминания Киева: "...Откуда есть пошла Руская земля, стала есть, и кто в ней почалъ первее княжити". А Аскольд и Дир именуются здесь первыми киевскими князьями. Но, во-первых, это позднейшая приписка (она сделана перед Нестеровым текстом), а во-вторых, не меняет главной политической цели киевского летописания - доказать первенство Киева и его властителей на Русской земле и замолчать имена древних русских правителей - Словена и Руса.
Из всего вышесказанного становится понятным также и то, на первый взгляд, странное обстоятельство, почему "Сказание о Словене и Русе" мощным рукописным потоком вошло в обиход русской жизни начиная только с XVII века. Почему так произошло - догадаться в общем тоже нетрудно. В 1613 году на Земском соборе в Москве царем был избран Михаил Федорович Романов - представитель новой династии, правившей в России до 1917 года. Род Рюрика угас, и можно было уже не опасаться преследований и репрессалий за пропаганду крамольных сочинений, опровергающих официальную (в прошлом) точку зрения. Еще недавно за подобное вольнодумство можно было попасть на плаху или на дыбу, лишиться языка (чтобы не болтал) и глаз (чтобы не читали).
Уместно провести и такую аналогию. До XX съезда КПСС так называемое Ленинское завещание, известное более как "Письмо к съезду", считалось сверхсекретным документом. Тем не менее, оно тайно распространялось в списках, хотя за хранение, распространение или даже прочтение данного документа в годы массовых репрессий можно было попасть под "расстрельную статью". Причем самой поразительной в таких случаях была формулировка приговора: "за чтение (хранение или распространение) фальшивки , именуемой Ленинским завещанием". Теперь эту "фальшивку" можно прочитать в любом собрании сочинений Ленина.
Ну, а как расправлялись с инакомыслием, скажем, во времена Ивана III, свидетельствует тот урок, который преподал государь всея Руси новгородцам, наглядно продемонстрировав отношение властей предержащих ко всякому вольнодумству. Когда многих православных жителей Великого Новгорода попутал бес и они в массовом порядке вдруг вознамерились принять иудейское вероисповедание (так называемая "ересь жидовствующих" - о ней подробно будет рассказано в 6-й главе), царь не стал дожидаться конца этой странной истории и задушил ересь в колыбели: многих ее приверженцев заживо сожгли в срубах, остальных люто пытали, заставляя отречься от крамольных идей, затем отправили в ссылку.
В дальнейшем также мало что изменилось. Официозная история всегда защищалась всеми доступными властям способами. Любые посягательства на канонизированную точку зрения и отклонения от установленного шаблона беспощадно подавлялись. Разве не приговорил сенат к публичному сожжению уже в XVIII веке трагедию Якова Княжнина (1742-1791) "Вадим"? А почему? В первую очередь потому, что скупые сведения Никоновской (Патриаршей) летописи о восстании новгородцев во главе с Вадимом Храбрым против Рюрика и его семьи противоречили официальным придворным установкам. И так было всегда - вплоть до наших дней.
Воистину "Сказание о Словене и Русе" должно стать одним из самых знаменитых произведений отечественной литературы. Пока же оно знаменито только тем, что известно узкому кругу скептически настроенных специалистов и неизвестно широкому кругу читателей. Восстановление попранной истины - неотложное требование нынешнего дня!
* * *
В самой Несторовой "Повести временных лет" также имеется достаточно фактов, свидетельствующих о развитой и цветущей русской истории задолго до Рюрика. Прежде всего это относится к сказанию об апостоле Андрее. Он посетил территорию современной России в I веке н. э., благословил Русскую землю и предрек ей великое будущее. Нестор повествует:
"Когда Андрей учил в Синопе и прибыл в Корсунь, он узнал, что недалеко от Корсуни - устье Днепра, и захотел отправиться в Рим, и направился в устье Днепровское и оттуда пошел вверх по Днепру. И случилось так, что он пришел и остановился под горами на берегу. И утром поднялся и сказал бывшим с ним ученикам: "Видите ли горы эти? На этих горах воссияет благодать Божия, будет город великий и воздвигнет Бог много церквей". И поднялся на горы эти, благословил их, и поставил крест, и помолился Богу, и сошел с горы этой, где впоследствии возник Киев, и пошел по Днепру вверх. И прибыл к словенам, где ныне стоит Новгород, и увидел живущих там людей - каков их обычай и как моются и хлещутся, и удивился им. И отправился в страну Варягов, и пришел в Рим, и доложил о том, как учил и что видел, и рассказал: "Удивительное видел я в Словенской земле на пути своем. Видел бани деревянные, и разожгут их сильно, и разденутся догола, и обольются квасом кожевенным, и возьмут молодые прутья, и бьют себя сами, и до того себя добьют, что вылезут еле живые, и обольются водою студеною, и так оживут. И делают это постоянно, никем не мучимые, сами себя мучат, совершая таким образом омовение себе, а не мучение". Слушавшие это - удивлялись. Андрей же, побыв в Риме, пошел в Синоп".
(Перевод А.Г. Кузьмина )Эта легенда, которую вслед за Нестором, приводят и другие русские летописи, считается соответствующей реальным событиям и фактам только в рамках истории церкви. Что касается светских историков-"профессионалов", то они в один голос признают ее недостоверной, выдуманной и искусственно вставленной из конъюнктурных соображений. Такая точка зрения доминировала и являлась недискуссионной на протяжении всего времени, когда новозаветные легенды (как, впрочем, и ветхозаветные) считались мифологией чистейшей воды. Лично я так не считаю и никогда не считал. Все апостолы - такие же исторические личности, как и их Учитель. А потому и путешествие Андрея Первозванного по территории южной и северной Руси - вплоть до острова Валаам, древнего русского святилища, - в высшей степени вероятны.
В данном же случае речь идет о другом, а именно о том, что Нестор прекрасно знал: во времена пришествия апостола Андрея жизнь на Руси кипела в полную силу. Всюду, где прошел по Русской земле Андрей Первозванный, он видел не живущих по-скотски, "звериньским образом" людей, как это рисовалось позднейшим христианским хронографистам и историкам шлёцерско-карамзинской ориентации, а процветающие славяно-русские общины, занятые насыщенным и продуктивным трудом - строительством, хлебопашеством, охотой, рыбной ловлей, обучением ратному делу и т.д. Повсюду высились укрепленные города и крепости, окруженные мощными бревенчатыми стенами. И если не было еще Киева (что тоже еще вопрос!), то на берегу Волхова жизнь била ключом. Можно предположить, что слова летописца о месте, где "идеже ныне Новъгородъ", относятся к первой русской столице - Словенску, куда, собственно, и направлялся любимый ученик Иисуса Христа. Грубо говоря, с этих позиций совершенно неважно, кто именно путешествовал в ту пору по Древней Руси. Важно другое: в летописи сохранились достоверные сведения о жизни наших пращуров в те далекие времена.
В устных преданиях Валаамского монастыря сохранились дополнительные подробности о пребывания апостола Андрея на Ладоге. Валаамская обитель подвергалась неоднократному погрому и разграблению, главным образом со стороны шведов, вплоть до Ништадтского мирного договора 1721 года претендовавших на Приладожье. Огню предавались хранилища и архивы. Особенно опустошительным оказался один из последних литовских набегов (еще одни претенденты на Святой остров): переправившись на остров по зимнему льду Ладожского озера, литовцы не только истребили поголовно захваченных в плен монахов, но и сожгли дотла бесценные книги и рукописи. Устное же слово в огне не горит и в воде не тонет. Священные предания Валаама неистребимы так же, как и дух этого сакрального острова. В начале XIX века удалось реконструировать и записать древние предания, согласно которым апостол Андрей Первозванный "прошед Голяд, Косог, Роден, Скеф, Скиф и Словен смежных, лугами [степью] достиг Смоленска, и ополчений Скоф и Словянска Великого и, Ладогу оставя, в лодью сев, в бурное вращающееся (?) озеро на Валаам пошел, крестя повсюду, и поставлял по всем местам кресты каменные..." Ныне близ Никоновой бухты, где некогда апостол Андрей причалил к острову, построен Воскресенский скит. Монастырская братия свято чтит память о пребывании здесь почти две тысячи лет тому назад первого ученика Иисуса.
Апостол Андрей - вообще личность очень загадочная. С одной стороны, он - любимый ученик Христа, ярый приверженец нового учения, первым откликнувшийся на призыв Учителя следовать за ним и первым объявивший его мессией (Иоан. 1, 41) , почему и получил прозвище Первозванного. С другой стороны, о нем мало что известно. Евангелия немногословны в отношении апостола № 1. Он - родной брат Петра, о котором Евангелия, последующие книги Нового Завета и церковная история сообщают куда больше. Андрей был рыбаком, вместе с братом ловил рыбу на Галилейском озере, затем ушел к Иоанну Крестителю и некоторое время был его учеником, пока не был призван на Иордан Иисусом. Дальше, после смерти и воскресения Христа, он появляется уже путешествующим и проповедующим на Руси, по возвращении откуда в греческом городе Патры был распят на косом кресте по приказу римского проконсула. Две всегда симпатизировавшие друг другу страны считают Андрея Первозванного своим небесным покровителем - Россия и Шотландия. В память о мученической смерти апостола здесь особо почитается косой Андреевский крест.
Небесные объекты, напоминающие искусственные спутники, на древнерусских миниатюрах встречаются, как правило, когда речь идет о чудесных явлениях и знамениях. Например, точно такой же "спутник" изображен в иллюстрированной древнерусской рукописной книге "Слово похвальное на зачатие святого Иоанна Предтечи", где рассказывается о спустившемся с небес ангеле и возвещении им чуда: неплодная жена священнослужителя Захарии Елисавета по благословению Господа должна зачать и родить будущего пророка - Иоанна Крестителя. Естественно, перед глазами русских художников были какие-то образцы и шаблоны, но о том, что именно они изображали в глубокой древности, теперь можно только догадываться. Еще более поразительный "неопознанный летательный объект" представлен на одной из икон XVI века на тему Апокалипсиса из собрания Государственной Третьяковской галереи: здесь изображена типичная двухступенчатая ракета с отделяемым модулем и тремя соплами, из которых вырываются языки пламени. О космических реминисценциях в книгах Ветхого и Нового Завета существует необъятная литература; в некотором роде обобщенный материал можно найти в книге Алана Ф. Элфорда "Боги нового тысячелетия" (М., 1998).
* * *
Большинство русских летописей дают целостную и неусеченную панораму событий мировой истории и ее неотъемлемой части - истории Руси и России: она начинается с послепотопных времен, и там, где только возможно, хронологические пробелы заполняются скупыми и, как правило, легендарными фактами. Подобная целостность обеспечивается присутствием в составе основополагающих летописей "Повести временных лет", ведущей начало русского летосчисления от Ноя и его сыновей. Далее следуют отсутствующие у Нестора "блоки" событий далекого прошлого. И первый среди них - история Мос(о)ха, внука Ноева и одного из праотцев русского народа.
Имя Мосох (Моск) фигурирует в древнееврейском оригинале Ветхого Завета и у Иосифа Флавия в "Иудейских древностях". В современном русском переводе Библии он назван Мешехом. От него, в конечном счете, ведут свое название река и город Москва, а также наименование страны - Московия. Густынская летопись, которую очень не любят историки-снобы, по данному поводу пишет: "Глаголют неции, яко от Мосоха сына шестаго Афетова наш народ Славянский изыйде, и мосхинами си ест Москвою именовася от сея москвы вси Сарматы, Русь, Лахи, Чехи, Болгаре, Словени изыйдоша". Развивая эти мысли, русский историк и дипломат Петровского времени Алексей Ильич Манкиев (год рождения не известен, умер в 1723 году), находясь в шведском плену, написал не изданный до сих пор трактат "Ядро истории Российской". В нем Мосох не просто назван патриархом народов московских, русских, польских, чешских, болгарских, сербских и хорватских, но поименован также родоначальником всей России. [Утверждения далеко не бесспорны. Лингвисты обоснованно пришли к выводу, что название Москвы-реки, давшее имя городу, угро-финского происхожления. Так может быть именно коренные угорские народы (карелы, вепсы, мордовцы, марийцы или, если хотите, зауральские ханты и манси) являются потомками билейского Мосха? Прим. Шишкина С.П.]
Скрупулезно и панорамно данная проблема была проанализирована также и Василием Кирилловичем Тредиаковским (1703-1768) в обширном историческом труде с подробным, в духе XVIII века, названием: "Три рассуждения о трех главнейших древностях российских, а именно: I о первенстве словенского языка над тевтоническим, II о первоначалии россов, III о варягах-руссах, словенского звания, рода и языка" (СПб., 1773). В этом незаслуженно забытом трактате только вопросу о Мосохе (Мосхе) как прапредке московитов-москвичей посвящено не менее двух десятков страниц. Вывод таков: "...Рос-Мосх есть праотец как россов, так и мосхов... Рос-Мосх есть едина особа, и, следовательно, россы и мосхи суть един народ, но разные поколения... Рос есть собственное, а не нарицательное и не прилагательное имя, и есть предимение Мосхово".
Тредиаковский, как никто другой, имел право на вдумчивый историко-лингвистический и этимологический анализ вышеочерченных проблем. Всесторонне образованный ученый и литератор, обучавшийся не только в московской Славяно-греко-латинской академии, но также в университетах Голландии и парижской Сорбонне, свободно владевший многими древними и новыми языками, работавший штатным переводчиком при Академии наук в Санкт-Петербурге и утвержденный академиком по латинскому и русскому красноречию, выдающийся отечественный просветитель стоял вместе с Ломоносовым у истоков русской грамматики и стихосложения и явился достойным продолжателем Татищева в области русской истории. Помимо завидной эрудиции, Тредиаковский обладал редким даром, присущим ему как поэту, - чувством языка и интуитивным пониманием глубинного смысла слов, что неведомо ученому-педанту.
В свою очередь, М.В.Ломоносов по поводу вопроса, можно ли именовать Мосоха прародителем славянского племени вообще и русского народа в частности, высказался гибко и дипломатично. Великий россиянин не приняли бесповоротно, но и не отверг категорически возможности положительного ответа, оставляя "всякому на волю собственное мнение". Аналогичным образом было расценено и предположение о вероятном родстве московитов-славян с Геродотовым племенем месхов, оказавшихся в конечном счете в Грузии.
Следующий важнейший "блок" российской истории связан с личностями Словена и Руса, чьи фигуры слишком важны и смыслозначимы, чтобы их можно было проигнорировать. Тем не менее произошло именно так: в угоду господствующей идеологии и собственным интересам Карамзин, не задумываясь, срубил живое древо начальной русской истории, а из полученных обрубков попытался соорудить нечто невразумительное (повторяю, речь идет о дорюриковской эпохе). Историографический идол был встречен с восторгом и немедленно канонизирован: дескать, зачем нам легендарно зафиксированное бремя почти 5-тысячелетней истории - хватит с нас и одной тысячи.
Но так было не всегда! Вплоть до конца XVIII века продолжалось повсеместное распространение "Сказания о Словене и Русе", которому благоволил Петр Великий. Не позже 1789 года в Петербурге, когда в Париже штурмовали Бастилию, была издана полная версия одного из списков легендарной истории русского народа под названием "Сказание в кратце о скифех, и о славянах, и о Руссии, и о начале и здании Великого Нова града, и о великих государех российских". Год издания на титуле обозначен не был (издание датируется по другим признакам), зато публикация заканчивалась припиской: "Печатано от слова до слова с древнейшей рукописной тетради".
Менее чем за 20 лет до выхода 1-го тома "Истории Государства Российского" усилиями двух русских подвижников был издан 4-томный труд под названием "Подробная летопись от начала России до Полтавской баталии" (СПб., 1798-1799). В свое время сей анонимный труд в виде обширной рукописи был обнаружен в Спасо-Ефимиевом монастыре и долгое время приписывался известному просветителю и сподвижнику Петра Великого Феофану Прокоповичу (1681?--1736) (собственно, каких-то серьезных оснований сомневаться в данном авторстве никогда не было и по сей день нет). Опубликовал фундаментальный исторический труд, получивший хождение в списках, всесторонне одаренный деятель русской культуры эпохи классицизма Николай Александрович Львов (1751-1803), известный одновременно как поэт, музыкант, архитектор, график, теоретик искусства, фольклорист, изобретатель и издатель (его именем названа Львовская летопись). Помогал ему в предварительном редактировании и комментировании 1-го тома, касающегося древнейшей русской истории, другой выдающийся деятель эпохи Просвещения - профессиональный историк Иван Никитич Болтин (1735-1792).
Авторитет обоих публикаторов говорит сам за себя. Симпатия же их, вне всякого сомнения, на стороне Феофана Прокоповича и его "Подробной летописи". А начинается она, как и полагается для нормальной исторической книги, со Словена и Руса, чья стародавняя деятельность излагается подробно и непредвзято. О серьезном отношении в Петровскую эпоху к легендарной русской истории свидетельствуют хотя бы названия некоторых глав: "О начале великого града Словенска, еже есть ныне Великий Новград; о первых князьях новгородских и их потомках"; "О начале Старой Русы" (в оригинале с одним "с"; в основу первых двух глав как раз и положено "Сказание о Словене и Русе" как отправной пункт писаной русской истории); "О Мосхе прародителе словенороссийском и о племени его"; "О наречении Москвы, народа и царственного града". Кстати, в библиотеке Карамзина имелись все четыре тома этого уникального издания, но он предпочел перекроить историю на свой лад и избавиться, как от ненужного хлама, от "лишних" 25 веков легендарной истории.
Почва для этого, однако, была подготовлена задолго до Карамзина. Наступление на русскую историю началось в самые мрачные годы бироновщины - из стен Российской академии наук, страдавшей, как известно, от засилия немцев. Первый удар с благословения самого Бирона нанес Готлиб Зигфрид Байер (1694-1738)- автор первого "норманистского манифеста", опубликованного в 1735 году, в самый разгар бироновского беспредела. По примеру своего патрона академик даже не говорил по-русски, мало того, считал незнание русского языка одним из отличительных признаков академической культуры. Он-то и взрастил на русофобских дрожжах многих последующих ненавистников русской истории и культуры. Причем национальность в данном случае не играла особой роли: среди русских историков приверженцев так называемой норманнской теории оказалось не меньше, чем среди иноземных злопыхателей.
То же относится и к легенарной предыстории русской народа. На нее по-прежнему наложено табу. Дело доходит до абсурда. Некоторые маститые ученые боятся даже вслух произносить имена Словена и Руса. Так случилось, к примеру, с известным историком академиком Михаилом Николаевичем Тихомировым (1893-1965). Публикуя один из многочисленных хронографов XVII века, открывающийся историей Словена и Руса, он, тем не менее, в собственных комментариях избегает даже упоминать крамольные имена, а ухитряется ограничиться следующей обтекаемой формулировкой: 1-я часть "представляет собой легендарный летописец, о содержании которого дает представление текст, напечатанный у Попова и Гилярова-Платонова". Вот так-то! Вместо того чтобы сказать: легендарная история Словена и Руса напечатана мною ниже, публикатор ссылается на малодоступные издания своих предшественников, имея при этом в виду сборники XIX века: Попов А.Н. Изборник славянских и русских сочинений и статей, внесенных в хронографы русской редакции. М., 1869; Гиляров Ф.А. Предания русской начальной летописи. М., 1878. Идеологический дискомфорт и неуверенность обернулись тем, что уважаемый академик перепутал двух Гиляровых: упомянутого выше публикатора "Сказания о Словене и Русе" Федора Александровича Гилярова - филолога-слависта и Никиту Петровича Гилярова-Платонова - публициста и философа, который к изданию древнерусских летописей никакого отношения не имел.
См. далее ;