К жизнеописанию праведного cтapцa Феодора Кузьмича Сибирского (Томского) » Страницы истории

Опубликовано: 28.09.2018

Кто не мечтает в жаркий летний день окунуться в прохладную воду? Бассейн на загородном участке предоставит такую возможность в любой момент. Строительство постоянной конструкции, с учетом перепадов температур и атмосферных осадков, обойдется в круглую сумму. Надувные же не могут обеспечить той свободы движений, которой хотелось бы обладать, подробнее тут мы обслуживали бассейн у http://montelgroup.me/sr/. Компромиссным решением является  каркасное обустройство. В данной статье мы расскажем как сделать такую конструкцию на даче, а также покажем фотографии таких бассейнов.

Конструкция может быть возведена как при помощи металлической основы, так и деревянной.

Расчищаем и выравниваем площадку

Для бассейна с каркасом потребуется ровная поверхность. Если таковой нет, придется создать ее самостоятельно. Предварительно рассчитав ее площадь, нужно подготовить место для возведения конструкции: выровнять поверхность выбранного места, утрамбовать грунт и сверху насыпать слой песка в 5-7 см.

Это конструкция, в состав которой входят стальные или деревянные элементы, выполняющие роль стен; прочная пленка, являющаяся в некоторых случаях либо дном, либо дном и стенами. Таким конструкциям необходим тент, предотвращающий внешнее загрязнение воды, а также система очистки и фильтрации воды.

Требуемые строительные материалы и инструменты:

Свидетельства эмигрантов: Александр I не умер в Таганроге, а стал Феодором Кузьмичем.

После падения монархии, разрушения социальных устоев в условиях десятилетий жизни в эмиграции открывались в русской зарубежной среде многие скрываемые ранее обстоятельства, семейные и общественные тайны. Прежние официальные запреты и опасения не действовали, в то же время эмигранты оказались вне идеологического диктата советской власти, закрывшего прочно и надолго возможность объективного рассказа о старце Феодоре Кузьмиче.

В этих условиях можно было бы ожидать, что именно в эмиграции откроется, наконец, некая тайна близкого ко двору аристократического семейства, из которого ушел Феодор Кузьмич. Но русская послереволюционная эмиграция, как и вся Россия до 1917 г., не предложила подобной разгадки прошлого старца, столь ожидаемой авторами, отрицавшими тождество его с императором Александром I.

Эмиграция устами многих и разных русских людей ответила на этот вопрос: Александр I не умер в Таганроге, а стал Феодором Кузьмичем.

Это не был зарубежный вариант развития «легенды»: фиксировались свидетельства известных лиц о конкретных фактах и мнениях. Мы уже отмечали выше, что именно на этих материалах (преимущественно) построено весьма обстоятельное современное исследование С. В. Фомина о почитании Феодора Кузьмича, что избавляет нас от необходимости подробно рассматривать данную группу источников. Отметим лишь их некоторые особенности, а также общие принципы оценки достоверности такого рода свидетельств.

Информация, зафиксированная в эмигрантских кругах, разумеется, различна по степени близости к ее первоисточнику. Но следует признать, что при большой степени опосредованности, как правило, называли всех лиц (двух-трех), через которых прошло то или иное свидетельство. В ряде случаев утверждение какого-то факта возникало в разных, не связанных между собой, кругах русской послереволюционной эмиграции, что служит подтверждением достоверности.

Кроме того, авторы работ по данной теме, фиксировавшие за рубежом устную или опубликованную в отдельных заметках в периодике информацию (П.Н. Крупенский, Л.Д. Любимов, М.В. Зызыкин, Евгения Ланге, и др.), нередко получали (по запросу или стихийно) устные и письменные подтверждения фактов и суждений от тех или иных лиц, сопровождаемые иногда существенными дополнениями.

Рассмотрим способы сохранения и подтверждения сведений по вопросу о тождестве Александра I и Феодора Кузьмича в эмигрантской среде на некоторых характерных примерах.

Историку и журналисту Л.Д. Любимову в 1930-е годы, во время его работы в Париже над книгой по рассматриваемой проблеме, эмигрант В.В. Сироткин прислал из Соединенных Штатов обстоятельное сообщение. Из него следовала, в частности, особая осведомленность по этому вопросу нижегородского губернатора (в 1882—1897 гг.) генерала Н.М. Баранова, пользовавшегося доверием императора Александра III. В.В. Сироткин «во время революции, дожидаясь ареста», «подолгу засиживался у Андрея Павловича Мельникова (сына писателя), который был в свое время чиновником особых поручений» при Н.М. Баранове. От А.П. Мельникова и получил В.В. Сироткин свои сведения.

Располагая этой информацией, Л.Д. Любимов обратился к сыну генерала Н.М. Баранова - ротмистру А.П. Баранову, который внес весьма существенные уточнения и дополнения. Баранов-младший знал, что император Александр III, «будучи еще наследником, чрезвычайно интересовался тайной Федора Кузьмича». В связи с этим была образована секретная комиссия в составе К.П. Победоносцева, генерал-адъютанта Черевина и генерала Н.М.Баранова.

По мнению Баранова-младшего, последний доклад этой комиссии проходил в присутствии великого князя Владимира Александровича в 1884 или 1885г. Комиссия считала тождество доказанным, но К.П.Победоносцев возражал против публикации этого итога. В Нижний Новгород были доставлены и хранились у генерала Баранова секретные документы. Н.М. Баранов «говорил своему сыну, что превращение Александра I в сибирского отшельника доказано». А.Н. Баранов ссылался также на воспоминания отца (умершего в 1901 г.), переданные редактору «Исторического вестника» генералу С.Н. Шубинскому с разрешением напечатать их лишь через 50 лет после своей смерти.

Через 50 лет после смерти генерала не было ни «Исторического вестника», ни какой-либо возможности опубликовать в Советской России воспоминания Баранова. В эмиграции же в 1950 г. снова, но из другого источника возникла тема особой информированности Н.М. Баранова и существования бумаг, подтверждающих тождество Феодора Кузьмича и императора Александра I.

Василий Николаевич Зверев, член IV Государственной Думы, писал о контактах своего деда — Василия Александровича Хотяинцева — с нижегородским губернатором Н.М. Барановым. Хотяинцев был мировым посредником и директором Дворянского банка, и его друг — генерал Н.М. Баранов приезжал погостить в его имение. Там внук и слышал мальчиком рассказ Баранова о приезде к нему Хромова (или зятя С.Ф.Хромова — И.Г.Чистякова?) с пакетом, оставленным самим старцем Феодором Кузьмичем для передачи государю.

Генерал пакет вскрыл (в чем потом винился перед сибиряком и императором Александром III) и убедился в том, что Александр I и Феодор Кузьмич — одно лицо. «Отец мой Николай Андреевич, — писал В.Н. Зверев, — мне подтвердил верность моих воспоминаний об этом разговоре, при котором он тоже присутствовал» (Н.А. Зверев был профессором государственного права, ректором Московского университета и членом Государственного совета). «С той поры в нашей семье не было сомнений в идентичности Александра I с Федором Кузьмичем». Все это и другие подробности В. Н. Зверев сообщал 2 ноября 1950 года в письме проф. М.В. Зызыкину — теперь он собирал материалы для своей книги об Александре I.

Передача устной информации из поколения в поколение с письменной фиксацией ее на разных этапах и публикацией другими лицами — черты, присущие эмигрантской группе источников. При этом возникают неясности и противоречия, но существо дела, как правило, подтверждается новыми сведениями. Известия русской эмиграции относятся почти исключительно к проблеме тождества св. Феодора Кузьмича и императора: передаются как фактические данные, так и мнения.

В этом отношении особенно ценны свидетельства членов царской семьи. Так, великая княжна Ольга Александровна — дочь императора Александра III и родная сестра святого царя-мученика Николая II — на обращенные к ней по этому поводу вопросы отвечала: она не сомневается в том, что Александр I и Феодор Кузьмич — одно и то же лицо. Ее сын — Тихон Николаевич Куликовский-Романов — утверждал со слов матери, что так думал и его дед — Александр III.

Причем Тихон Николаевич сообщил это современному российскому автору — Виктору Николаевичу Тростникову, встречавшемуся с ним в Сан-Франциско. «В 1990 г.,— пишет В.Н. Тростников,— в Сан-Франциско я познакомился с сыном младшей сестры Николая Второго Ольги Александровны Тихоном Николаевичем Куликовским-Романовым. В течение двух недель мы встречались почти ежедневно и порядком сблизились.

Перед отъездом я прямо спросил его о Феодоре Кузьмиче, и он ответил, что это был Александр Первый. Это сказала ему мать, а ей — ее отец, Александр Третий».

Л.Д. Любимов получил непосредственно от внука великого князя Михаила Павловича — герцога Мекленбургского Михаила Георгиевича ответ: «вряд ли можно сомневаться, что "легенда о Федоре Кузьмиче" есть быль». Герцог полагал, что «тайна Феодора Кузьмича была известна Императору Николаю I и крайне ограниченному числу лиц, которые обязались Императору никогда ее не открывать. Император Николай Павлович посвятил в эту тайну Своего Наследника, указав, вероятно, срок (сто лет или больше), в течение коего тайна сия должна была храниться...».

Трагические обстоятельства революции и гражданской войны определяли сложные пути трансформации письменной информации в устную и наоборот. Такие переходы претерпели, например, материалы по проблеме тождества императора и старца, собранные генерал-адъютантом и управляющим конторы Двора великого князя Николая Николаевича (Младшего) — Игнатием Ивановичем Батинским. Он был сыном Ивана Михайловича Батинского, главного врача психиатрической клиники в Петербурге, основанной на свои средства личным врачом Александра I, одним из главных участников таганрогских событий — Я.В. Виллие.

Рассказы отца способствовали интересу генерала к событиям жизни императора после Таганрога, и он собирал по крупицам информацию об этом многие годы. Скорее всего, И.И. Батинский имел сведения и от великого князя Николая Николаевича (Младшего), отец которого посетил святого Феодора Кузьмича в Сибири в 1863 году. В результате им была подготовлена рукопись, и генерал уже искал издателя, когда большевики сожгли ее вместе с другими вещами великого князя и его свиты.

Осенью 1919 г. в Симферополе с И.И. Балинским встречалась (в доме таврического губернатора Н.А. Татищева) Александра Сергеевна Дубасова (сестра министра внутренних дел Д.С. Сипягина и супруга генерал-адъютанта адмирала Ф.В. Дубасова), выслушавшая от него сообщения о его изысканиях. Позднее, узнав о гибели генерала И.И. Батинского, А.С. Дубасова сочла своим долгом опубликовать в 1926 г. эту информацию. Это были сведения о секретном вскрытии гробницы Александра I и удалении из нее останков неизвестного лица при Александре II, а также некоторые косвенные данные в пользу гипотезы о выезде Александра Благословенного из Таганрога на английской яхте в Святую Землю.

Из других источников выясняется, что еще в сентябре 1912 г. И.И. Батинский имел обстоятельный разговор на эту тему с историком бароном Николаем Николаевичем Врангелем, который тогда же, по его словам, записал все услышанное и сохранил в своем архиве с надписью на конверте, разрешающей вскрыть его лишь после окончания царствования императора Николая II и кончины великого князя Николая Михайловича (что и было сделано архивистами).

К сожалению, текст Н.Н. Врангеля, сильно отличающийся от сообщения А.С. Дубасовой, включает фантастические предположения (например, о том, что Александр I отправился после Таганрога в Индию, «влекомый своими мистическими идеями»), авторство которых, возможно, принадлежит самому Врангелю, а не генералу И. И. Батинскому (так как у Дубасовой их нет).

Наибольший интерес из сообщенных И.И. Бакинским А.С. Дубасовой фактов представляет известие о встрече «загадочного путешественника», в котором Батинский предполагал Александра I, с бароном Д.Е. Остен-Сакеном (через несколько лет после таганрогских событий). Этот факт подтверждается другим источником — сообщением внука Д.Е. Остен-Сакена, графа Н.В. Остен-Сакена.

Эмигрантские свидетельства почти ничего не прибавили к жизнеописанию старца. Отдаленность, оторванность от родной почвы, незнание сибирских источников порождали фантастические предположения о сроках «бродяжничества» и путаницу в сведениях о сибирском периоде жития Феодора Кузьмича. Более того, некоторые авторы, немало потрудившиеся над созданием сводок эмигрантской информации по проблеме «Александр I — Феодор Кузьмич», не поняли самой сути подвижничества старца и религиозности его окружения и говорили об этом на языке грубых материалистических оценок.

Так, Л.Д. Любимов, предполагал поиск С.Ф. Хромовым выгоды в этом деле и писал, что Семен Феофанович «рассказывал небылицы о Феодоре Кузьмиче, стараясь доказать, что он чудотворец». А для Евгении Ланге, которой явно импонировал психологический «анализ» обильно цитируемого ею Л.Н. Толстого и А.И. Герцена, авторитетом в оценке достоверности ряда зарубежных сообщений служил советский историк-марксист С.Б. Окунь.

В то же время именно эмиграция дала такие обобщающие работы, в которых глубокое понимание подвига отречения Александра Благословенного и духовного смысла его дальнейшей жизни сочеталось с передачей некоторых ценнейших свидетельств потомков семейств, располагавших дополнительной информацией по изучению проблемы.

Отмечая вполне понятную слабость эмигрантской информации о сибирском периоде жития старца, следует сказать о значении этой группы источников для освещения вопроса о переписке Феодора Кузьмича. Сибирские источники четко свидетельствуют, что старец вел переписку, но скрывал это. Утаивал переписку, настолько, что даже прятал любые письменные принадлежности и скрывал свой почерк.

В эмигрантской среде были зафиксированы существенные данные о том, с кем он вел переписку. Так, о переписке Феодора Кузьмича с графом Дмитрием Ерофеевичем Остен-Сакеном свидетельствовали и сын его — Н.Д. Остен-Сакен (посол России в Берлине в 1895—1912 гг.), и внук — граф Н.В. Остен-Сакен. Последний сообщил Л.Д. Любимову, что дед его «отвез шкатулку с документами о Феодоре Кузьмиче и передал ее Александру II».

Имелись и другие версии об исчезновении писем Феодора Кузьмича к Дмитрию Ерофеевичу. Заметим в этой связи, что свидетельства эмигрантов нередко указывают на письменные источники, утраченные в ходе разрушительных событий (разорение имений, конфискация имущества арестованных) либо в результате «чистки» фондов при формировании архивов и дальнейшей деятельности их в советское время. Возможно, некоторые из них еще будут найдены. В любом случае, это обстоятельство увеличивает значение эмигрантских сообщений.

В изданных в Париже воспоминаниях А.В. Болотова — пермского губернатора, ставшего в эмиграции монахом, — рассказано, что специальная комиссия, занимавшаяся материалами о Феодоре Кузьмиче, установила факт, что Император Николай I был в постоянной шифрованной переписке со старцем. А.В. Болотов сообщал это со слов Г.Л. Милорадовича, входившего в комиссию от Министерства иностранных дел. Этот факт был подтвержден проф. И.А. Стратоновым, утверждавшим, что проф. Тураев вместе с другим коллегой накануне революции занимались расшифровкой этой переписки, хранившейся в архиве Главного штаба. Работа их была прервана в начальной стадии революционными событиями.

Таковы сильные и слабые стороны этой группы источников.

Продолжение статьи

Нашли ошибку в тексте? Выделите слово с ошибкой и нажмите Ctrl + Enter.

Другие новости по теме: